Блаженнейший Святослав: «У меня ощущение, что сегодня в обществе снова накапливается чувство несправедливости»

 

«Среди нашего духовенства нет каких движений ковид-диссидентства»

– Предлагаю начать с вакцинации. Вы публично вакцинировались и показали своим примером безопасность вакцины против коронавируса. Как вы себя чувствуете, каково состояние вашего здоровья?

– Я, слава Богу, хорошо. Не было никаких побочных реакций на эту процедуру. Более того, мы пытались сотрудничать с Министерством здравоохранения, чтобы можно было открыть доступ к вакцинации нашему духовенству.

И действительно это произошло. То есть МЗ приравняло священников к социальным работникам, которые имеют доступ к вакцинации на втором этапе этой программы. Так что мы организовали такую ​​возможность для вакцинации в Патриаршей курии. Также я знаю, что духовенство в других епархиях понемногу начало отвечать на этот призыв.

– Есть отказы среди священников, мол, «не хочу вакцинироваться, не буду, не верю»?

– По-разному. Есть те, которым врачи, например, не советуют по состоянию их здоровья. Есть такие, кто только переболел, и так далее. А так, чтобы какие-то были движения ковид-диссидентства среди нашего духовенства, то я не встречал (смеётся).

– Какой примерно процент священников УГКЦ уже вакцинировано?

– Мы не имеем такой статистики. Но есть три принципа, которые мы согласовали по вакцинации на уровне единой позиции Всеукраинского Совета Церквей: она должна быть доступной, безопасной и добровольной. Поэтому мы тоже со своей стороны не хотим оказывать никакого давления, даже административного, на наше духовенство.

– То есть санкции не будете применять?

– Нет (смеётся). Хотя личный пример призывает, и, я думаю, в частности в нашей среде абсолютно нормальное отношение к вакцинации.

 

«Мы наблюдаем, как ощущение дискомфорта людей

трансформируется в агрессию»

– Перед Пасхой вы обратились к верующим, предложив смотреть Литургию онлайн, если вдруг кто-то плохо себя чувствует. В прошлом году вы позволили людям не ходить физически в церковь из-за пандемии коронавируса. Как же в эпоху перманентных локдаунов живёт Церковь? Как вы работаете с людьми?

– Церковная жизнь – это не только какие-то праздники, богослужения или освящения определённых предметов. Церковь – это, прежде всего, пастырство. Это как хороший врач: чтобы понимать, в каком состоянии здоровье пациента, он прежде слушает, как бьётся его сердце.

Вот что-то подобное можно сказать о нашем церковном пастырстве. Мы стараемся вслушаться в сердцебиение нашего народа, услышать и понять его боли, страдания, его потребности, его надежды и на них адекватно отвечать. Что мы услышали...

– Ну, собственно, что вы можете услышать онлайн?

– Очевидно, что мы не общаемся только онлайн. Конечно, есть живое общение. Онлайн мы стараемся соответствовать хотя бы частично духовным потребностям, но видим, что такой формат не удовлетворяет полностью.

Но какие бывают наблюдения? Во-первых, действительно, мы чувствуем почти после полутора лет от начала этой пандемии, что очень обостряется чувство дискомфорта. И это можно сказать о людях в разных частях земного шара, потому что наша Церковь пастырствует и в Канаде, и в США, Бразилии, Аргентине, Австралии, Западной Европе, Украине. У людей появляется серьёзное чувство дискомфорта.

Все карантинные ограничения и невозможность возвратиться к полноценному нормальному общению с другим человеком не соответствуют природе человека. Потому что человек – это существо, призванное к общению. В человеческих отношениях мы познаём себя, мы развиваемся, мы созреваем, мы становимся, я бы сказал, всесторонне развитой личностью.

В этих обстоятельствах, думаю, определённые элементы нашего человеческого бытия мы можем вложить в формат онлайн. Но нельзя вложить всё. Это ощущение дискомфорта очень растёт и затем трансформируется в различные негативные эмоции. Например, дискомфорт часто превращается в чувство агрессии.

Мы сегодня видим, что агрессивность начинает себя проявлять в различных формах. Вот накануне Пасхи мы чувствовали очередной виток обострения на Донбассе, мы наблюдаем, как в разных частях мира люди начинают брать в руки оружие.

Папа Франциск говорит, что Третья мировая война уже началась, но она ведётся в виде разнообразных локальных конфликтов. Чувство дискомфорта превращается в насилие в различных его формах.

В частности, мы видим, что иногда семья страдает от домашнего насилия. И сегодня это один из очень важных вызовов пастырства. Хотя, с другой стороны, здоровая семья говорит, что когда мы на карантине, то можем вместе побыть и больше времени уделять друг для друга.

– Но в последнее время, например, я всё чаще слышу о разводах...

– Понимаете, если семья действительно чем-то больна, у неё какие-то проблемы – то на карантине они обостряются.

И тогда семейное насилие начинает увеличиваться. И мы задумываемся над тем, чтобы организовать отдельный вид пастырства семьи для того, чтобы помочь избегать трансформации растущего чувства дискомфорта в семейное насилие.

Есть много других конфликтных ситуаций, которые мы наблюдаем в маленьких сообществах. Люди становятся, я бы сказал, довольно агрессивными по отношению к другим. Но есть, к сожалению, и следующий виток, или звено, такой цепочки эмоций – это самоубийство. Мы чувствуем, что за последние несколько месяцев резко увеличивается количество самоубийств среди подростков и молодёжи. Видим, что становятся популярными суицидальные группы в различных социальных сетях, которые охватывают молодых людей, и это становится большой проблемой.

Пастырство как раз помогает человеку не просто эмоционально переживать вызовы, но и лечить все эти раны.

Даже онлайн пастырство показывает, что сейчас очень многие люди стали серьёзно интересоваться определёнными рациональными элементами христианской веры. То есть люди хотят больше понимать то, во что верят, чтобы лучше верить. Здесь сбываются слова святого Августина: «Я понимаю для того, чтобы верить, и верю, чтобы лучше понимать».

Поэтому мы начинаем предлагать разного рода передачи, форматы общения, где обсуждаются различные темы религиозной и общественной жизни. Также мы видим, что неотъемлемая часть человека – его деятельность.

Для того чтобы действительно как-то направить энергию, которая накапливается в условиях ограничений, мы организуем разного формата служение в церкви, помощь нуждающимся, различные волонтёрские движения, организации, применяющие различные формы, как можно призвать молодого человека, подростка к добрым делам, чтобы те эмоции не дегенерировали в какие-то негативные мысли и дела.

Поэтому, видите ли, мы внимательно слушаем, как бьётся сердце современного человека, какие он испытывает трудности, переживания, и пытаемся его сопровождать.

– За последние месяцы у вас лично были такие случаи, что вам действительно приходилось кого-то эмоционально вытаскивать?

– Конечно. Не буду далеко ходить: в нашем сообществе, в частности в Киевской архиепархии, произошёл ряд смертей нашего духовенства. Остаются жена, дети, эмоционально не всегда сами способные это пережить, они нуждаются в поддержке. Я лично потерял маму несколько недель назад...

– Сочувствую вам. Это из-за Сovid-19?

– Нет. Она умерла от тяжёлых осложнений сахарного диабета. Я сам глубже начинаю понимать, в чём заключаются переживания человека, который теряет своего самого дорогого.

Словами его не утешить. Человеку требуется время, чтобы поплакать, чтобы осознать эту потерю, чтобы её воспринять и пережить. Мы видим, что сегодня растёт количество смертей, в частности, от Covid-19, умирают молодые люди.

Ещё идёт война. Каждый день мы слышим новые сообщения о потерях наших героев. И в условиях последнего напряжения на Донбассе мы видим определённый страх в обществе. Враг хочет нас запугать, парализовать, и с этим страхом надо бороться.

 

«Ощущение несправедливости может быть взрывоопасным»

– Эти негативные эмоции: страх, гнев, – к чему они могут привести на общественном уровне?

– Каждый человек по-своему такие эмоции переживает. Но наше общество очень нуждается в какой-то цели. Нам нужен совместный социальный проект. Мы должны вместе разделять ценности, которые делают нас единой политической нацией.

Эти ценности начинают быть в центре нашего обсуждения. Но вот чего-то очень не хватает: оно накапливается и может быть взрывоопасным – это ощущение несправедливости.

– Я по социологическим исследованиям вижу, что один из главных запросов общества сегодня – это запрос на справедливость. Например, мы видим, если народные депутаты нарушают элементарные условия карантина, то общество это воспринимает очень обострённо и больно.

– Наш народ может всё вытерпеть, может всё пережить. Но если кто-то действительно спровоцирует взрыв гнева против несправедливости, это народ не сдержит. Вспомним, как начался Майдан, – из-за избиения детей.

– Да. После неподписания Ассоциации с ЕС именно избиение студентов обостри­ло протест.

– И вот острое чувство несправедливости спровоцировало то, что миллионы украинцев вышли на улицы. И у меня есть ощущение, что сегодня опять накапливается чувство несправедливости.

Мы даже в контексте Всеукраинского Совета Церквей и религиозных организаций в наших обсуждениях выносим тему справедливости, в том числе социальной справедливости, на первое место, или, общаясь с послами иностранных государств, когда говорим о необходимых первоочередных реформах в Украине.

И вот реформа судопроизводства, реформа всего того, что связано со справедливым судом – это одна из главных проблем. Приведу пример. Знаете, я общаюсь очень близко с семьями Героев Небесной сотни. Потому что им я лично пообещал, что мы будем их сопровождать и не забывать. И мы общаемся с ними. А суды, в которых они участвуют, порой просто превращаются в пытку.

Ощущение несправедливости – ну как же так?

Мы говорим сегодня, что живём в мире постправды. Но существует естественное чувство истинного и ложного. Какое-то инстинктивное ощущение справедливого и несправедливого. Дети, подростки вам скажут, что справедливо, что нет. Такими вещами нельзя манипулировать. Потому что эта несправедливость рано или поздно поразит украинцем в самое сердце.

– Вы были на встрече с президентом, вы ему это сказали?

– Мы говорили о том, что люди эмоционально требуют праздника. Президент очень переживает, чтобы празднование Пасхи не повлекло очередной волны коронавируса.

Мы это понимаем, но, с другой стороны, говорим – люди нуждаются в празднике. Поэтому я говорил президенту об ощущении дискомфорта, которое, скажем, трансформируется в различные деструктивные эмоции, требующие особого внимания и пастырского сопровождения. Это нельзя просто каким-то росчерком пера заставить, или по-другому делать, потому что это не даст желаемого результата.

 

«И предыдущий президент Порошенко, и нынешний президент

начинают прислушиваться к голосу Церквей лишь во втором периоде

своей каденции»

– Хочется поговорить о власти и Церкви. Мы видим, как это происходит в России – как Московский патриархат сотрудничает с властью. Интересно ваше мнение, как церковь должна сосуществовать с властью.

– Ну, видите, Католическая Церковь имеет свою социальную доктрину. И в таких очень деликатных моментах опыт Церкви для нас – просто сокровище.

Один из элементов такого сосуществования Церкви с властью – это то, что Церковь никогда не хочет быть частью государственного механизма. То есть мы совершенно не разделяем идеи так называемой государственной Церкви. Хотя в прошлом есть подобный опыт, когда в некоторых странах в прошлом веке различные религии, разные Церкви были государственными по-своему – и православные, и католические, и протестантские.

Слава Богу, что сегодняшний этап развития этой социальной доктрины говорит, что Церковь не должна быть частью государственного механизма. Почему? Потому что тогда она теряет свободу. Она становится частью государственного механизма.

Второй вопрос: тогда где место Церкви в обществе?

– Объясните.

– Мы видим себя частью именно гражданского общества. В частности, если говорить о чётком месте церковного сообщества, которое определил в своё время папа Бенедикт XVI в своей энциклике. Он рисует определённую модель идеальных отношений между обществом, властью и бизнесом.

Папа говорит, чтобы были здоровые отношения в государстве, должен существовать этот треугольник: общество – власть – бизнес. Если общество выпадает, то и государство, и бизнес начинают строить между собой отношения без учёта интересов общества. Тогда это коррупция, слияние крупного бизнеса и государственных учреждений.

Мы видим это как большой риск постсоветской действительности на территории бывшего Советского Союза, в том числе и в Украине. Поэтому в этом треугольнике место Церкви не с бизнесом, не с властью, а с народом. То есть Церковь является частью гражданского общества.

– Я правильно понимаю, что вы с властью общаетесь как гражданское общество?

– Абсолютно. То есть на встречах с международными партнёрами, с государственными институтами мы являемся голосом народа.

– Вы возглавляете УГКЦ уже при трёх президентах. У вас президенты спрашивают совета?

– По-разному. Вот были разные президенты и они по-разному хотели или не хотели слышать голос народа. А Церкви всегда были катализаторами диалога.

Мы видели, что если власть даже голоса Церкви не хочет слышать – Церкви, которая является голосом народа, – то такая ситуация становится прямо взрывоопасной. Это как раз было накануне Майдана.

– Это вы сейчас говорите о власти Януковича?

– Да... Церковь, в смысле даже нашего Совета Церквей, чувствовала абсолютно глухую стену, и мы понимали, что это очень опасно.

– Был ли случай, когда вы собственным моральным авторитетом переломили ситуацию, и, соответственно, президент к вам прислушивался?

– Были определённые такие обстоятельства, хотя мы никогда не были полностью удовлетворены.

– Можете привести какой-то пример?

– Я вот сейчас пытаюсь вспомнить. После Майдана Всеукраинский совет церквей, различные общественные активисты, волонтёры создали форум – такую общественную площадку различных общественных инициатив. Назвали форум «Трансформация Украины». Эта инициатива была для того, чтобы гражданское общество сформировало свой проект развития Украины как европейского государства. Очень интересный проект. Сегодня мы хотим его перезагрузить в новых обстоятельствах.

Сначала нас никто не хотел слушать вообще. А потом мы сами начали обучать общество, что существуют определённые критерии, по которым можно сказать: «Да, эта страна более-менее готова к интеграции в структуру Европейского союза, у неё есть так называемые Копенгагенские критерии».

И мы тогда ставили своей целью воспитывать наших граждан, чтобы этот проект европейской Украины стал общественным проектом, чтобы каждый, кто хочет идти к власти, взял на себя обязательства его выполнять или воплощать.

Что интересно, знаете, и предыдущий президент Порошенко, и, я вижу, нынешний президент начинают прислушиваться к голосу Церквей лишь во втором периоде своей каденции. Сначала все чувствуют себя очень самоуверенными: «Нам никого не нужно" (улыбается).

И потом, перед последними президентскими выборами очень многие стали приобщаться к этому проекту, приходили, участвовали, слушали. Даже была создана межфракционная депутатская группа на тему европейской трансформации Украины в Верховной Раде и тому подобное. И это был тот способ, когда мы побудили к такому диалогу.

Мы теперь хотим что-то подобное восстановить, потому что существуют наработки. Хотим создавать площадку, где гражданское общество могло бы собираться и действительно в той или иной степени определяться, как дальше строить нашу Украину.

Но, с другой стороны, мы хотим, чтобы эти идеи коммуницировали с различными уровнями государственной власти, которые должны этот проект воплощать в жизнь. Вот один из таких примеров, как это происходит.

Я что-то не припомню такого момента, когда бы мы пришли к власти и сказали: «Вы должны это сделать», – и власть бы нас послушалась.

 

«Идея переговоров Зеленского с Путиным в Ватикане интересна»

– Недавно Владимир Зеленский заявил в итальянских СМИ, что предлагает Путину провести мирные переговоры в Ватикане. Как вы относитесь к такому заявлению? А может, вы обсуждали это предложение на встрече с президентом?

– Мы на эту тему не говорили, но мне известен этот тезис, потому что это было интервью президента итальянскому изданию "La Repubblica". Роль Римской Апостольской столицы в качестве посредника в различных процессах поиска путей предотвращения или решения военных вооружённых конфликтов давно известна.

Я не знаю, как на это заявление президента отреагировал Ватикан, поэтому не могу сказать. Но для меня было бы достаточно интересным искать морального авторитета, в частности Церкви, чтобы создать площадки для переговоров на высшем уровне.

Потому Римская Апостольская столица – это не только какая-то церковная организация. Это субъект международного права, это государство, присутствующее в различных уголках земного шара через свои дипломатические представительства. И так же весь мир имеет свои посольства при Апостольской столице. То есть это очень высокая и мощная площадка мировой дипломатии.

Поэтому мне приятно, что в конце концов Украина начинает осознавать важность присутствия нашего государства на этой мировой площадке дипломатии.

– То есть эта идея вам нравится?

– Эта идея интересная. Для того чтобы она мне нравилась, я должен понимать, как она будет воплощаться.

– А вы не считаете это пиаром?

– Всё может быть. Но, скажем, вот поиск именно морального авторитета, не какого-то там экономического, знаете, не какого-то вооружённого, а морального авторитета в качестве посредника – довольно интересный. Хотя путь посредничества с помощью церковного нравственного авторитета очень сложный.

И поэтому не совсем понятно, должен ли быть Ватикан только местом, куда они приедут и будут говорить, или Апостольская столица как институт, как субъект дипломатии будет посредником – из тех различных заявлений не вытекает.

Я не понимаю, ищут ли они только площадку, как, например, был Минск. Но очевидно, что Беларусь как государство не принимало никакого участия в тех переговорах, только создавала пространство.

Если речь идёт лишь о поиске такого нейтрального места, я думаю, что тогда до конца не используется вся мощь морального авторитета Апостольской столицы. Поэтому я бы ещё свои предпочтения так легко не высказывал.

Но это надо учесть, и дальше посмотрим. Возможно, это только красивые набожные желания. Когда станет известно, как это будет воплощаться в жизнь, тогда можем выносить определённые суждения.

 

«У меня такое ощущение, что Владимир Зеленский понемногу начинает понимать,

в чём заключается идея украинской государственности»

– Вы видели Владимира Зеленского, когда он только избирался президентом, у вас была специальная встреча. Вот вы с ним снова встретились перед Пасхой. Как представитель гражданского общества можете проанализировать, как Зеленский изменился за эти два года?

– Видите ли, у меня такое впечатление, что вначале, действительно, он был очень радостный, весёлый. Я думаю, что не столько у него, как у его команды было такое ощущение.

– Приподнятое?

– Да, что можно найти лёгкое решение для сложных проблем каким-то альтернативным путём, возможно, каким-то взглядом кому-то в глаза или улыбкой растопить холодное сердце северного соседа.

Я думаю, что теперь президент получил больше опыта. Заметьте, он стал меньше улыбаться, он стал довольно прагматичным. И всё же у меня есть такое ощущение, что он мало-помалу начинает понимать, в чём заключается идея украинской государственности, идея патриотизма.

Знаете, раньше было ощущение, что мы не до конца знаем его программу, мысли, идеи, желания.

– Но программы есть на сайте, мы можем её прочитать.

– Да, но не хватало чёткого понимания, в какую сторону будет двигаться Украина. Но последние события показывают, что ответы на вопрос, каким образом Украина должна строить дальнейшее партнёрство с европейским сообществом, движемся ли мы в НАТО, начинают лучше вырисовываться.

Также мы видим, в частности в контексте последней эскалации, как активно начинает работать Министерство иностранных дел. И в результате этой эскалации Украина получила колоссальную международную поддержку. Это тоже очень интересный знак.

Ещё другая черта, я бы не говорил о президенте как о личности, а возможно, о той команде, которая с ним пришла к власти. Сначала у нас было такое ощущение, что они не знают, что с Церквами делать, не знают, как строить отношения с Церквами и религиозными организациями. И мы понимали, что надо с нашей стороны просто быть открытыми. Мы действительно старались быть открытыми для конструктивного диалога, когда речь шла о коммуницировании определённых принципов или ценностей.

И теперь есть определённое ощущение. Вот сегодня, например, я поблагодарил президента за то, что даже в вопросах предотвращения следующей волны пандемии Церкви трактуют как партнёров.

Вы спрашивали о модели государственно-церковных отношений. Наше видение этих отношений как партнёрские. Не церковь под государственным контролем, не какая-то теократия, когда Церкви диктуют власти, что она должна делать, а партнёрские отношения во имя общего блага. И вот из тех разговоров мы чувствуем, что представление, как говорить с Церквами, движется в этом направлении. И мы это считаем определённым позитивом.

– На Западной Украине довольно популярно использовать собственную Церковь для пиара. Даже во время выборов президента один из главных кандидатов поместил месседж о вере в свой предвыборный лозунг. Как вы относитесь к тому, что политики пиарятся на Церкви и вере в Бога?

– Видите ли, церковный авторитет для политиков является большим соблазном. Многие хотят благодаря доверию людей к Церкви увеличить свои политические дивиденды. То есть соблазн инструментализации Церкви у политиков будет всегда.

Накануне очередных выборов мы обычно чувствуем, что именно это становится большой проблемой. Потому те или иные кандидаты на пост президента или депутата различного уровня каждый раз бесстыднее пытаются присвоить себе расположение определённой Церкви.

Я думаю, что это совершенно недопустимо. Мы всегда говорим, что не поддерживаем ни одного кандидата на место какой-либо функции в государственной системе. А что мы поддерживаем? Ценности и принципы. И если какой-то кандидат берёт обязательства перед обществом воплощать в жизнь некие принципы, то граждане должны сами решать. Если Церковь начинают использовать как инструмент для политической борьбы, то Церковь всегда потеряет.

Хотя существуют определённые искушения, которые не всегда удавалось Церквам обойти. Например, мы живём сегодня в секулярном мире. И если некая политическая партия берёт на себя обязанность порой даже силой насаждать какие-то ценности, для каких-то Церквей это может быть соблазном.

– То есть?

– Соблазн, когда кто-то вместо меня сделает мою работу. Мы видим, что в Европе существуют такие примеры. Но что потом происходит?

Когда такая партия приходит к власти и начинает силой государственного принуждения заставлять исповедовать определённые ценности, то проигрывают все. И прежде всего – подрывается доверие людей к Церкви как таковой.

Нельзя кого-то заставить быть счастливым. Знаете, это как было в советские времена: «Не умеешь – научим, не хочешь – заставим».

В религиозном вопросе в современном мире такого типа практика или политика всегда идёт в ущерб Церкви. Поэтому мы видим, что порой даже конфликты между Церквами возникают из-за того, что другая Церковь дала себя инструментализировать с той или другой политической, я бы сказал, частью палитры. И это очень опасно.

Религию никогда нельзя инструментализировать в политических целях.

– Вы имели контакты с Порошенко? Вы его предостерегали, что то, что он делал во время избирательной кампании, было угрожающе?

– Очевидно, мы об этом говорили. Мы говорили, что как Греко-Католическая Церковь совершенно не хотим какой-то другой парадигмы государственно-церковных отношений.

То есть наша позиция, которую я сейчас сформулирую, чёткая, известная, я её повторяю каждый раз всем, с кем общаюсь. Мы действительно всегда хотели партнёрства и сотрудничества во имя партнёрства нашей страны, нашего народа.

– Я из Ивано-Франковска, и наш мэр достаточно открыто пиарится на теме Церкви, при том у него хорошие отношения и с епископами, и с местными руководителями Церквей. И у меня впечатление, что священники терпимо относятся, когда он щеголяет своей набожностью. Почему вы не запрещаете это священнослужителям?

– У нас есть чёткая инструкция, как должны вести себя священнослужители, в частности в контексте избирательной кампании. Хотя мы констатируем определённые факты, есть нарушения, бывает, священники нарушают эту инструкцию.

 – Какие-то наказания накладываете?

– Конечно. Позже даже делаем расследование. Приведу пример. Согласно нашей инструкции, священнослужитель не может быть кандидатом в депутаты.

– Да, я знаю.

– Но, к сожалению, есть такие случаи. И тогда епископ что делает? Он суспендирует этого священника.

– Что значит «суспендирует»?

– Запрещает ему осуществлять священнические функции. Потому что священнослужитель не может быть членом политической партии, которая идёт к власти. Другие Церкви имеют иную позицию. У нас же это чёткий запрет.

С другой стороны, мы сегодня имеем дело с вопиющим популизмом. Тот или иной мэр, та или иная политическая партия будет озвучивать то, что люди хотят слышать. Но будет ли потом выполнять то, что обещала? Нет. Но для того, чтобы получить расположение – и в церковь будут ходить, и будут показывать свою набожность на камеру, чтобы завоевать симпатию. И это большая беда.

 

 «Кризисы веры есть у каждого человека, который ищет ответы

на новые жизненные вопросы»

– Вы смотрели фильм «Два папы»?

– Нет, не смотрел.

– Я рекомендую. Фильм о Бенедикте XVI и Франциске, построенный на диалогах о вере. И там показан папа как простой человек, у которого тоже есть какие-то переживания, сомнения, который ищет Бога. За 10 лет руководства УГКЦ вы чувствовали кризис веры? Не говорю об унынии, а имею в виду, переживали вы сложности в личных отношениях с Богом?

– Каждый верующий человек – это человек в дороге. Наш путь веры – это путь к полноте познания Бога. Как говорит апостол Павел, мы здесь, на земле, видим Бога, словно в зеркале и постоянно растём к полноте Христа. И поэтому для христианина, верующего, это нормально – сомневаться, нормально постоянно быть в диалоге с Богом и спрашивать у Него, как правильно поступить.

– Вы с Богом когда-нибудь ссорились?

– Я бы сказал, у меня были разные обстоятельства, когда я не понимал, как правильно поступить.

У нас нет заранее подготовленных ответов на все новейшие вопросы. Новые вызовы требуют новых ответов. Но правильный ли тот ответ? Очевидно, что есть и определённая оценка своих поступков, своих решений. Мы это называем экзаменом совести. Нас учили ежедневно сдавать экзамен совести.

То, о чём вы спрашиваете, были ли наши ответы адекватны и правильными ли были наши поступки. Возможно, мы где-то совершили грех. Хотя в Церкви есть ещё другой способ, как сверить свои решения. Потому что Церковь – это сообщество. Слава Богу, Церковь не монархия, не какая-то организация солистов или суммы монологов. И вот у нас на уровне всей нашей Церкви есть Синод епископов, на котором мы советуемся, вырабатываем нашу позицию. Хотя есть разные страны с разным законодательством, даже касающимся ковидних правил жизни.

А когда нужно понять, как правильно отреагировать, у нас есть разные группы консультаций по разным участкам жизни, есть различные эксперты, которых я собираю, для того чтобы мы могли понять, как правильно отвечать.

– У меня вопрос больше о ваших персональных переживаниях.

– Если речь идёт о персональном кризисе, я никогда не сомневался в том, что Бог существует, и правдивы или нет определённые истины, которые Господь Бог нам открывает. Я, возможно, здесь выступаю как бывший преподаватель богословия, у меня есть некий научный инструментарий, как интерпретировать Священное Писание или как отвечать на те или иные вопросы.

Но кризисы веры есть у каждого человека, который ищет новые ответы на новые вопросы, которые ставит жизнь. Я бы не говорил о кризисе, я бы говорил о поиске. Потому что сегодня слово «кризис» имеет негативную коннотацию. А фактически с греческого «кризис» – это момент, когда надо искать ответ, делать выбор.

Поэтому такой поиск является постоянным. Ведь речь идёт не только обо мне. Если бы я искал ответы на поступки как частное лицо – это одно, это значительно легче. Но я несу ответственность не только за себя. И поэтому такой поиск является постоянным.

Я ищу советы. Вот когда наступает кризисная ситуация, я ищу совет мудрых людей, которые, возможно, лучше знают определённый участок человеческого бытия или человеческого знания. Никогда не нужно думать, что мы всезнайки, что мы всемогущие, что мы сами себе дадим совет. Такая самоуверенность – это первый шаг к упадку.

 

            Вопросы от Клуба читателей «Украинской правды»:

– Когда греко-католики перейдут на григорианский календарь, чтобы дать толчок для перехода Украины к празднованию со всем миром? Если можно, коротко давайте ответы на эти вопросы.

– Если коротко, то не скоро (смеётся).

– Следующий вопрос. По результатам встречи с премьером, не кажется ли вам странным, что два десятка мужчин, которые физически не могут рожать, обсуждают вопросы запрета суррогатного материнства?

– Нет, потому что суррогатное материнство в коммерческих целях – это вопиющий факт торговли людьми, торговли достоинством женщины. Мы не говорим о моральной оценке феномена суррогатного материнства, хотя Католическая Церковь имеет свою позицию по этой теме.

Мы говорим о суррогатном материнстве в коммерческих целях. Я думаю, что это вопиющее беззаконие, которое требует чёткого законодательного решения.

– Другой вопрос. Вы заявляли, что контрацепция – это грех. Что, по вашему мнению, больше грех: вероятное инфицирование партнёра ВИЧ или использование презерватива?

– Использование презерватива или вообще контрацепция сама по себе является объективным грехом. Это нравственная позиция Католической Церкви. Контрацепция не вполне эффективна для предотвращения заражения ВИЧ-СПИДом. Для того чтобы можно было говорить о предотвращении заражения, нужно вести упорядоченную половую жизнь.

– И последний вопрос. Что Украинская Греко-Католическая Церковь может дать молодому поколению, которое не знало Советского Союза?

– Я думаю, чёткие ориентиры для их жизни. Ведь каждый молодой человек ищет ответ на вопрос – что является основным в моей жизни, а что второстепенно? Где та точка опоры, на которую я могу опереться, чтобы перевернуть мир, как говорил Архимед? И вот как раз такого типа нравственные ориентиры молодой человек может найти в христианской вере.

 

Источник: УП