Любомир Гузар: «Мы живем в политической и духовной пустоте»

Блаженнейший неоднократно обращался к протестующим Евромайдана, да и представителей из Украинской грекокатолической церкви в главной горячей точке страны больше, чем остальных. «Репортер» решил спросить его о том, почему он поддерживает протестующих. А также поговорить о громких церковных скандалах: любви к роскоши и непомерных тратах священников

На интервью с Блаженнейшим владыкой Любомиром Гузаром, предстоятелем Украинской греко-католической церкви (2001–2011), я отправляюсь в село Княжичи, что в 30 км от Киева. Здесь, в тихой деревне Броварского района, на опушке соснового бора находится резиденция высшего духовенства УГКЦ.

Мы договорились об аудиенции с владыкой в субботу, в 11 часов утра, однако приехали немного раньше. Обитель Гузара по периметру окружена бетонным забором, но железные ворота открыты. Во дворе нас встречает и приглашает в дом отец Игорь, молодой священник лет 30, ответственный за связи с общественностью архиепископов УГКЦ Святослава Шевчука и Любомира Гузара.

По резиденции вальяжно бродит упитанный кот. Беру усатого толстяка на руки и подымаюсь в комнату, где нас уже ждет Блаженнейший. Здороваюсь. Владыка Гузар просит говорить громче.

— Как зовут этого сырника в масле, — спрашиваю я в полный голос, поднося кота к владыке. Он нащупывает пушистую мордочку и улыбается:

— Э-э-э… по-разному. Зависит от его поведения.

— Что бы вы сейчас сказали тем людям, которые действительно хотят перемен, но очень разочарованы представителями власти и оппозиции?

— Кто может претендовать на роль государственного мужа? Если можно, назовите конкретные имена.

— Очень трудно кого-то выбрать. Тем, которые могли бы претендовать, не очень-то дают возможность развернуться. Их держат вдалеке. Поэтому они не могут проявить себя. У нас много политиков, политических фигур, но, собственно, таких, кто отвечает понятию «государственный муж», мало. Есть кандидаты.

— Кто они?

— Фамилий называть не хочу. Я бы только сказал следующее: их не видно. Если бы они были тут, то народ бы их слушал. А кого народ сейчас слушает? Никого не слушает. Те, кто при власти сегодня, авторитета не имеют. А тех, кто мог бы иметь, туда не допускают.

— Вы имеете в виду экс-премьера Тимошенко? Она могла бы претендовать?

— Ну, я не знаю, — говорит Гузар. — Претендовать-то может, но вопрос, насколько люди согласятся с этим… Понятие «государственный муж» включает много качеств. Это не то, чем мы хотим быть, а как люди нас видят. Вся наша политика и политические партии — это фактически политические группировки, я их не считаю партиями. Они вращаются вокруг какой-то фигуры, но является ли эта личность «государственным мужем», нужно выяснять более объективно. Каждый из наших лидеров имеет какую-то группку людей, которые на него ориентируются по разным причинам.

— Так что же делать тем, кто вышел на Майдан ни за власть, ни за оппозицию? Этот вопрос я часто слышу на Евромайдане.

— Вот это колоссальная проблема на сегодня: мы не имеем авторитетов, люди не верят власть имущим. Мы живем в большой политической и духовной пустоте. И это наша трагедия. Человек необязательно должен быть против кого-то. Надо быть «над» противоречиями, тем более что у нас вообще нет политической культуры и политического мнения. Это не политика, а большой бизнес, и потому у нас такая коррупция и никто не хочет от нее избавляться. Это очень выгодная вещь. На кого должен народ смотреть? Когда подходила к концу Вторая мировая война, во Франции появился Шарль де Голль, человек большого формата. Он не был идеальным, имел свои слабости, но все-таки люди на него смотрели. В Англии был Черчилль, в Италии — Де Гаспери… Но у этих государств было время взрастить таких лидеров. Мы же находились под различными оккупациями: российской, австрийской, польской, немецкой, большевистской. 20 лет назад очень неожиданно мы стали независимым государством. Знаете, государственные мужи — это не грибы в лесу. Им нужно время, чтобы вырасти, им нужно общество, в котором они могут развиться. Вам покажется странным, если я вам скажу следующее. Я переживаю за происходящее. Я долгие годы жил вне Украины и мечтал вернуться сюда. А мы тут оказались в такой передряге. Но я смотрю на сегодняшнюю ситуацию, на Майдан и все, что с ним связано, как на нечто не то чтобы позитивное, но как на момент, в котором можно надеяться на определенный прорыв. Мы на пороге перемен.

— Во время публичных выступлений политики часто говорят о Боге… Хотя в Библии сказано, что власть всегда будет порочна. Корректно ли в таком случае прикрываться высшими силами?

— Чтобы полагаться на Бога, нужно жить по-божески. Бог не для того, чтобы штопать наши дыры, как того кое-кто хотел бы. Надо слушать Всевышнего. Не Бог для нас, а мы для Бога. Мы молимся и произносим «пусть будет воля Твоя». А в душе, бывает, говорим — пусть будет так, как я хочу, пусть будет моя воля. Устами говорим одно, а думаем другое и живем чем-то иным. Что там наших политиков поминать, если Брежнев в последние свои годы ссылался на Бога в речах. Я сам слышал, припоминаю. Это не так просто, как выглядит. Нужно очень осторожно подходить к подобным упоминаниям. Бог нас любит, нет сомнения. Но мы должны жить по-божески.

— Есть ведь и другая сторона вопроса, — уточняю я. — В Библии сказано, что на каждое событие есть воля Божья и сценарий Божий. Что тогда делать верующим протестующим? Они хотят выходить и отстаивать свои ценности. А с другой стороны, религиозной, они понимают, что на все воля Божья.

Гузар с интересом слушает вопрос, улыбается.

— Это мисте-е-ерия, — протягивает он. — Что Бог все знает и все делается, как Бог хочет. С другой стороны, человек свободен. Это таинство, тонкое дело, и не одного человека оно беспокоит. Но это не значит, что мы должны сложить руки и думать, что раз на все Божья воля, то можно ничего не делать. А зачем тогда Господь дал мне разум и волю? Для того, чтобы я действовал. Человек свободен делать добро. Может также делать зло… Но он свободен в выборе. Понять эти две вещи вместе чрезвычайно сложно, но нельзя ни одну, ни другую оспаривать. В прошлое воскресенье на Майдане я людям говорил: работай так, как если бы все зависело от тебя, молись так, как если бы все зависело от Бога.

— А почему лично вы выходите на Майдан?

— Меня попросили прийти и выступить, и я с радостью пошел. Я там два раза был, не могу чаще…

— А кто вас попросил?

Блаженнейший выдерживают небольшую паузу.

— Ко мне обратились, и я пошел. Вы знаете, я воспитывался при других обстоятельствах. Для меня Майдан — это что-то новое. Я уважаю людей, которые жертвуют многим. И, когда пригласили, я с радостью согласился. Я два воскресенья был там.

— Сегодня в СМИ множество публикаций о роскошном образе жизни священнослужителей. О том, что моральные и духовные наставники полунищего государства слишком увлекаются предметами роскоши, дорогими автомобилями, резиденциями. С другой стороны, церковь сетует на то, что журналисты только и делают, что фокусируются на вопросах роскоши. Как Вы смотрите на эту проблему?

— Действительно, несмотря на критические публикации, уровень доверия к церкви среди украинцев достигает отметки 80%. Это едва ли не единственный институт в нашей стране, который пользуется таким высоким доверием. Правда, многие не понимают ни обрядов, ни традиций. Редко какой приход ведет просветительскую работу. Возможно, церкви пора провести реформы?

— Многие люди являются христианами в воскресенье. Но что они делают с понедельника по субботу? Если бы все христиане в Украине и вообще все верующие люди воплощали веру в своей повседневной жизни, то мы были бы в раю. А почему у нас много всяких неприятностей? Может, одна из причин — что христиане не очень серьезны в своей религиозной жизни? Если бы каждый верующий исполнял свои обязанности — личные, семейные, общественные, государственные — как следует, это было бы прекрасно! Конечно, на 100% такого нигде нет. У нас особенно. Почему? Вы правильно говорите: нам нужна большая программа просвещения. Наша церковь, греко-католическая, сейчас в процессе реализации такой программы. Дай Боже, чтобы она удалась.

— Сегодня много говорят о педофилии в церкви, о разврате. Как при всем этом не разувериться в светлых идеалах, проповедуемых церковью?

— Кстати, в СМИ часто упоминают о деньгах, которыми распоряжается церковь. Институт церкви не ведет открытой финансовой отчетности, что может порождать теневые схемы денежных оборотов. Для того чтобы развенчать мифы, может быть, следует поднять вопрос о предоставлении церкви юридического лица? И тогда люди будут видеть, куда идут их пожертвования и как они используются.

— В Америке, где я был настоятелем церковной парафии, у нас был финансовый совет, который состоял из трех-четырех человек, проверяющих, куда идут деньги и сколько их поступило. Видите ли, мы в Украине только нарабатываем такую систему, внутренний парафиальный контроль. В США же в конце года казначей выдает полный финансовый отчет: сколько денег поступило, кто их дал, на что они потрачены и т. д. Каждый получает копию отчета и знает точно, что происходило.

— Думаю, сегодня украинец действительно ориентирован на материальные ценности. Это объясняется тем, что мы долго жили за железным занавесом, в нищете. Но эта проблема переходит в другую плоскость. Мы 24 часа в сутки проводим на работе, зарабатывая деньги и не видим, как растут наши дети. Как поддерживать баланс: уделять достаточно времени для благоустройства своей жизни и развиваться духовно?

— Теперь я вас спрошу. Вы эту проблему видите в своей жизни? — спрашивает меня Любомир Гузар.

— Я часто слышу, что эта проблема волнует гражданское общество. И как журналист задаю этот вопрос, так как думаю, что ответ на него заинтересует читателя…

— В обществе — это хорошо. Я тоже много чего вижу у соседа. Вы лично стараетесь быть хорошим и добрым человеком, следите за своей жизнью? — спрашивает он меня.

— Да, у меня в жизни четко определены приоритеты. А как получается — не мне судить.

В этот момент отец Николай, помощник Гузара, подает рукой сигнал — мол, владыка устал и больше мучать вопросами его не стоит.

Я прошу лишь об одном, последнем, но очень личном вопросе.

— А что для вас счастье? Когда вы были невероятно счастливы?

Он смеется.

— Невероятно счастлив? Я всегда счастлив. Видите ли, я не живу в мире фантазий. Я себе не говорю, что если не буду иметь то-то и то-то, то не буду счастлив. Я удовлетворяюсь тем, что имею, и потому не чувствую себя страшно несчастным, ведь не ставлю таких уж фантастических целей. Я стараюсь жить с тем, что есть.